В начале XXI века в России сообщества ещё только зарождались и тогда было рано говорить о диалоге между ними. Экспедиция с Вячеславом Леонидовичем Глазычевым “Глубинная Россия” (2000 г.) показала, что городские сообщества либо присутствовали в неявной форме, либо отсутствовали вовсе. Города в социальном пространстве были представлены либо отдельными личностями, либо элитными группами.

Городские сообщества — это самоорганизованная группа людей, объединённых вокруг каких-то городских проблем или субкультур и ведущие определённую деятельность. Но при этом они не относятся ни к бизнесу, ни к администрации.

Одна из гипотез, которую удалось тогда проверить — в городе есть разные группы, объединяющиеся вокруг проблем, идей или мест. Почти все они были организованы на принципах вождизма, то есть в них имелся один человек или несколько, которые этой группой управляли, а решения принимались голосованием. Меня интересовала роль этих сообществ в жизни города. Заметна ли она? На тот момент удалось вскрыть несколько тенденций.

Во-первых, каждое сообщество занималось чем-то своим и не знало, не замечало других сообществ.

Во-вторых, все сообщества существовали неформально и недолго. Средний срок жизни сообщества — 2-3 года.

Стоит оговориться, что сообществами можно назвать те группы людей, которые встречаются регулярно в реальной жизни и имеет свою сетку событий. К ним можно прийти на встречу и стать его членом. Групп Вконтакте больше, они тоже называются сообществами, но таковыми не являются.

В городе сообщества живут своей жизнью, реализуя собственную повестку. Мало кто из них является частью городских процессов, участвуют в принятии каких-то решений. У всех сообществ есть проблемы с ресурсами и с администрацией (“они нас не слышат”), нет постоянной площадки и мест, где можно себя проявить.

Изучив в 2006-2007 годах сообщества Пензы, у меня появился интерес узнать, какие есть сообщества в других городах. Была разработана таблица с типами городских сообществ. Их получилось выделить около 250.

В каждом городе структура сообществ практически повторялась. Мне было интересно: существуют ли какие-то связи между городами и между одинаковыми сообществами разных городов. Выяснилось, что связей практически нет, только если имеются личные связи отдельных членов сообществ.

Также меня интересовало: имеют ли влияние эти городские сообщества на федеральном уровне. Но на тот момент времени этого тоже не было.

Я провёл большую серию интервью в разных городах, чтобы узнать: кто же все эти активисты, которые являются лидерами этих сообществ и что ими движет? Оказалось, что мотивация всех активистов достаточно базовая. Их цель — хорошо жить и развивать среду, в которой они живут, в собственных интересах. То есть мотивация не финансовая или политическая, а ценностная. Просто в группе проявлять свои ценности легче. Получается, что члены всех этих сообществ и есть ГОРОЖАНЕ.

Оргструктура любого сообщества всегда выглядела одинаково: есть лидер (советский герой), вокруг него образовывалось активное ядро (3-5 человек), вокруг них собиралось пассивное ядро — участники, которые присоединялись на различные события, и далее вокруг был виртуальный вакуум, которых никто не видел в реале. Все попытки выйти в информационное пространство через контакт с медиа заканчивались навешиванием ярлыка “секта” на сообщество, так как журналистам были непонятны мотивы участников, ведь они были не финансовые, не политические, не административные.

Человека, входящего в несколько сообществ, но не имеющего своего, можно назвать городским активистом или протогорожанином, который проявляет свои ценности в зависимости от ситуации. В то время слово “активист” считалось политическим, поэтому от него многие старались дистанцироваться и зачастую скрывали своё участие в жизни сообществ. К тому же деятельность сообществ никак не была проявлена в городской среде.

Потребовалось достаточно много времени, чтобы запустить в федеральной повестке тезис о том, что городской активизм — это не страшно, что люди объединяются вокруг того, что их волнует и что им реально интересно.

В 2009-2010 годах сообщества волновало как зарабатывать деньги, занимаясь тем, что они любят (особенно сообщества, объединённые одной профессией). Также их интересовало влияние на город, но почему-то они под этим всегда подразумевали контакт с администрацией. Был период, когда сообщества выходили на уровень городской политики и предлагали решения экологических или градостроительных проблем. Но в городе реализация решений осуществляется через депутатов, а сообщества всегда обращались напрямую в администрацию. Однако в регламентах администрации на тот момент ещё не было инструментов работы с инициативами. Активисты либо получали отказ, либо им предлагали должность, либо администрация перехватывала инициативу и создавала своё “ручное” сообщество с понятным ей управлением. Если бы тогда был выработан механизм работы с запросами жителей, многие проблемы в городах можно было решить по-другому. Возникшие тогда первые горожане попробовали свои идеи предложить администрации, но сделали это не в то окошечко и не в том формате. Администрация не среагировала, а сообщества либо развалились, либо ушли в подполье, либо их лидеры перегорели и ушли из городского активизма, так как их усилия на проектирование идей ничем не закончились, кроме скандалов и презрения со стороны своих за неудачу.

Меня волновал короткий срок жизни сообществ и отсутствие перехода их в какую-то институализацию (мало кто из них доходил до формата НКО). Как правило, деятельность сообществ прекращалась в связи с изменениями в жизни лидера: женился, ушёл в армию, переехал в другой город. Либо внутри сообщества возникал конфликт и оно делилось на два, которые начинали конфликтовать друг с другом.

Год от года количество сообществ увеличивалось, но так и не возникали коммуникации между ними.

Года три назад Центром Прикладной Урбанистики был предложен такой формат для старта взаимодействия, как Форум (или Ночь) городских сообществ. Во время этого события сообщества могли встретиться и познакомиться друг с другом, выявить общие проблемы и интересы. Проект оказался успешным во всех 11 городах, где проводился, так как выяснилось, что сообщества готовы взаимодействовать. Но опять же на уровне личных взаимоотношений лидеров. Видя этот успех, Общественная Палата РФ решила повторить его на федеральном уровне, но их больше интересовал вопрос: как управлять сообществами и что можно для них сделать. Городской активизм остался последним ресурсом, неучтённым государством, который никому не подчиняется и ни от кого финансово не зависит. Неформальные сообщества возникли неожиданно для аналитических структур, так как считалось, что всем нужны либо деньги, либо власть, либо ничего не нужно. Пристальное внимание властей к городским сообществам привело к их легитимизации и заставило их пересобраться. Я рекомендовал в свое время Общественной Палате создавать условия для развития сообществ. Например, чтобы муниципалитеты стали лояльнее относиться к городским сообществам, делились бы с ними ресурсами: сдавали бы в аренду муниципальную собственность в обмен на решение каких-то социальных проблем. Но это показалось Общественной Палате слишком сложным. В итоге они провели свой Форум сообществ.

Мы участвовали в первых двух Форумах и проводили исследования сообществ, того, что волнует горожан. Было заметно, что базовые проблемы возникают из-за отсутствия местного самоуправления. Это заставляло горожан реализовывать местное самоуправление так, как они умели. То есть какие-то люди в городе начинали своё свободное время и ресурсы тратить на то, чем должны заниматься государственные институты: департамент сохранения наследия, департамент молодёжи или департамент культуры Многие городские сообщества и активисты оказались способны формулировать чёткие предложения, обоснованные цели городских изменений в местном самоуправлении, налоговой политике, системе принятия решений.

Однако после двух Форумов Общественная Палата заблокировала эту тему, сосредоточившись на краундинвестинге. Таким образом стало понятно, что наши цели расходятся, так как Общественная Палата хочет контролировать и управлять активистами, а не создавать институты развития (это было и так понятно из их предыдущей деятельности, но так как запрос был новый и в рамках диалога, то попытка состоялась).

Эта первая попытка взаимодействия с федеральными органами показала, что никто из них не представляет природу городского активизма, причин возникновения городских сообществ и не считают их значимыми субъектами. А между тем, городских сообществ становится всё больше, так как они возникают постоянно.

Основная мотивация, почему собираются неформальные сообщества — это возможность живого общения, которое в городах стало большим дефицитом. Качество этого общения зависит от качества коммуникации и системы управления. Этот низовой активизм, который смоделирован не администрацией и бизнесом, а ценностной перестройкой внутри человека, является важнейшим этапом. Впервые мы на постсоветском пространстве подошли близко к формированию если не гражданского общества, то хотя бы городского сообщества как устоявшейся социальной группы из отдельного класса людей, которые начинают выходить в публичное пространство, проявлять свою жизненную позицию и прояснять всем и себе зачем им это надо.

В городах-миллионниках несколько лет назад началась проявляться тенденция кооперации сообществ, если они не могут справиться с проблемой самостоятельно. Кооперация городских сообществ происходила вокруг темы, которая затрагивала не только сами сообщества, а гражданские интересы жителей, их отношение к городской идентичности. Запрос на кооперацию натыкался на противодействие администрации, разных поколенческих сообществ, но процесс взаимодействия сообществ был запущен.

Опыт Екатеринбурга вокруг защиты Городского пруда от постройки церкви выявил несколько слабых мест горизонтальной модели взаимодействия сообществ. Так представитель сообщества, который публично высказывал коллективное мнение, другими со стороны воспринимался за руководителя структуры, так как все привыкли, что должен быть главный. Такая ситуацию приводит к возникновению претензий и со стороны членов группы. Таким образом первой проблемой горизонтальных сообществ можно выделить сложность удержания горизонтальной модели управления, основанной на единстве ценностей и целей, без определённых навыков и трудность представления групповых интересов медийной личностью при невнятном разделении позиций “мы” и “я”.

Тут можно сделать первый подход к определению, кто такие городские политики — это люди, которые вербализируют (предлагают действовать/что-то менять), и опубличивают общие интересы.

Очень важно, как этот процесс проходит: от имени сообщества или личности; насколько получится избежать размытия позиции (часто политик говорит “Мы”/”Наши”/”Нам” но за этим скрывается только его личное мнение, и наоборот “Я/я так думаю/это моё мнение” может совпадать с мнением и позицией широкого круга людей).

В случае кооперации сообществ возникает сразу множество вопросов: как это делать, кто главный, как управлять общими интересами, как их обсуждать; есть ли язык для обсуждения общих интересов; что такое общие интересы.

История нижегородской Стрелки спровоцировала возникновение в городе сообществ и проявление отдельных лидеров — экспертов без сообществ. Их можно назвать “прото городскими политиками”. Они входят в различные группы и у них есть позиция, которую они озвучивают не просто как своё мнение, а как позицию горожанина. Они считают, что для города важно, чтобы перезагрузка Стрелки была не строительная, а стратегическая со сложными общественными пространствами. И они готовы тратить на это время. То есть вокруг территории сформировалась ситуационная (мерцающая) группа со сложной коммуникацией.

Как только общественное движение начало формировать повестку развития, зашевелились другие городские силы: девелоперы, архитектурное сообщество. Одним из промежуточных итогов стал разговор губернатора с лидером и выделение денег на проектирование концепции развития Стрелки. Сам факт закрытых переговоров разрушил это движение, потому что открытая публичная деятельность и закрытые переговоры находятся в ценностном конфликте.

Некоторое время назад один из замгубернатора Омской области сказал мне, что любое движение активистов можно разрушить, кинув им миллион рублей. То же самое случилось и в Нижнем Новгороде: неумение коллективно принимать решения, согласовывать позиции разных участников и выходить из странных полузакрытых игр привело к тому, что сообщество испытало первый кризис и раскололось на несколько потоков: часть заявила, что готовы работать только открыто; часть осталась на прежних позициях.

Мигрирующая часть городских активистов, которые являются частью разных городских сообществ и начинают на себе создавать сложную городскую коммуникацию и кооперацию — живую сеть городских сообществ. По количеству этих участников в городе можно судить о сложности городского сообщества. Сейчас в городах впервые чувствуется колоссальный запрос на умение договариваться друг с другом, вырабатывать единую позицию и понимание как доносить её до принимающих решение так, чтобы происходили изменения. То есть возникает запрос на кооперацию.

Анализируя эти ситуации, у меня возникла гипотеза, что мы сейчас находимся в фазе, когда возможна деятельность по формированию городских политиков на постоянной основе. И они могут возникать вокруг общих тем, объединяющих сообщества. Например, тема экологии. Но напрягает тот факт, что реакция на проблемы сразу воинственная и проявляется как акционизм в чистом виде. Сообщества не объединяются “пока петух не клюнет”. Просто занимаются каждый своей деятельностью и не активизируя никаких коллективных действий на формирование общей повестки и предвосхищения событий. Поэтому всем приходится реагировать на сложившуюся ситуацию и на уже принятые кем-то решения. Но в последнее время в городах также чувствуется запрос на реализацию изменений: не просто создать парк, а заниматься развитием всех парков города, не просто спасти историческое здание, а создать концепцию развития исторического центра или района. Люди, которые являются участниками сообществ, имеют ключевое отличие от остальных жителей потому, что имеют опыт горожанина, то есть опыт коммуникации с такими как они, с не такими как они и понимание того, что город сложный и в нём есть проблемы коммуникации различных групп. То есть их мировоззрение изменилось. Этот опыт участия в городских сообществах подтверждает теорию Глазычева о том, что мало просто присвоить себе звание “горожанин”, нужно проявить свою позицию по отношению к городу. Так как это проще сделать через социальную практику с кем-то, то таким образом участие в городских сообществах является естественной фазой становления горожанина.

Интересен перечень тем, вокруг которых складывается кооперация сообществ и которые будут актуальны ещё несколько лет для постсоветского пространства. Первая тема — это само понятие “город” как связующее звено между экологией, наследием и социологией. Дискуссии на эту тему в городах пока слабые, так как урбанистическое сообщество одно из самых молодых и каждый имеет своё понимание города, которые ещё нужно увязать. Тема экологии — также одна из первых. Также как и тема идентичности (наследия, исторической застройки). С ней также очень сложно, так как сообщества объединяются только тогда, когда начинают терять идентичность: сгорело, сносят, не используют. И именно это обсуждается в публичном пространстве. Но историческое наследие — это как раз та тема, вокруг которой формируется идентичность горожанина: чем он вдохновляется, чем он отличается от других. Поэтому тема идентичности должна обсуждаться в ином, более конструктивном русле: переосмысление исторического наследия, особенно советской эпохи. Как это случилось в Ульяновске вокруг темы советского модернизма. Она стала городской дискуссией и ведётся уже совсем в другом настроении, на неё совсем по-другому реагирует бизнес. и администрация. Отношение к наследию является своеобразным маркером принадлежности к городу, поэтому эта тема из узко профессиональной становится общественной и мегаполитической. Четвёртая тема связана с креативной экономикой: молодые люди постоянно открывают креативные пространства. У них запрос на новую экономику, на новые пространства, на своё место в городе, на образовательные программы. Но чаще всего делают это по-отдельности и в формате патернализма (дайте нам) вместо того, чтобы скооперироваться и строить какие-то кластеры или создавать новые виды деятельности. Молодёжь тоже становится политической картой. Пятая тема — общественное в городе. Тема общественных пространств становится очень актуальной. Федеральная программа создания комфортной городской среды заставила людей задуматься над тем, что такое двор, парк, набережная, почему принимаются те или иные решения по выбору отделки или посадочного материала. Но критерии выбора инициатив не определены и решения всё ещё принимает администрация. Первая волна вовлечения жителей свелась к высказыванию проблем, а не конструктивных предложений.

Эти темы подтверждают гипотезу, что есть что-то общее в городе, вокруг чего объединяются разные городские сообщества и пытаются сформулировать свои интересы.

В этих темах смущает то, что гражданская позиция (права, обязанности, отношения с государством) уходит на второй план. С этой точки зрения мы наблюдаем на постсоветском пространстве интересный феномен: сообщества готовы объединяться вокруг чего угодно общего, но базовые вопросы (права человека на город, местное самоуправление, влияние на принятие решений) всегда остаются за горизонтом интересов. Хотя, возможно, являются первопричиной всех остальных проблем. С этой точки зрения, сейчас городские политики — это явление, которое нуждается, во-первых, в пристальном внимании: есть ли они в городе и как они формируются. И во-вторых, они нуждаются в некотором наборе компетенций для того, чтобы эти темы, которые их объединяют, действительно привели к изменениям в публичном пространстве города.

Мне кажется, впервые на постсоветском пространстве появляется зародыш городского политика как субъекта и городской политики как явления. Но они не готовы встраиваться в политическую систему. Например, городские активисты не готовы идти в городские депутаты. Иными словами, сейчас есть действующая политическая система и есть городские силы, которые готовы работать на благо города, но нет связки их объединяющей.

Интересно, что будет происходить дальше.

Мне кажется, что городские сообщества должны предпринять попытку предложить инструмент публичного городского диалога для согласования интересов разным участникам на примере каких-то городских процессов.

Для этого городским сообществам нужно знать какие силы в городе представлены: администрация, бизнес, городские активисты, разные группы жителей, городские сообщества, городские эксперты.

Администрация — плохой игрок на рынке городского диалога, потому что с постсоветских времён она привыкла всё контролировать и делать всё сама: за всё отвечает и всё распределяет. Поэтому она может предложить диалог только в виде партисипативного планирования и публичных слушаний.

Ближайшие 2-3 года администрация всё ещё будет оставаться важнейшим игроком в городе. В 1990-е годы все инициативы развития города (что-нибудь построить) исходили от бизнеса. Сейчас любая инициатива исходит от администрации. Фактически нам приходится реагировать на уже принятые решения. Городским сообществам, которые захотят реализовывать сложную городскую политику, придётся выйти из этого реактивного состояния борьбы против. Им придётся научится аргументировать новым языком новые тренды своей игры.

Администрация, обладая ресурсами, начинает ускорять процессы изменений. Система входит в фазу, когда она накопила кучу противоречий, которые пытается снять ускорением процессов. Поэтому городское сообщество должно работать в противофазе. Это не значит быть против администрации. Городскому сообществу нужно выработать тот ритм изменений, который ближе всего к состоянию баланса, характерному для этого города. Научиться так меняться и так выражать свои интересы, чтобы сообщество не разорвало, горожане не сгорели и ими не манипулировали. То есть фактически выработать свой график изменений. Вопрос контроля и управления сейчас считается ключевым.

Городское сообщество управляет:

• идентичностью: сохранением, развитием, переосмыслением;
• городским будущем: куда мы и как мы с точки зрения городских смыслов;
• социальными институтами: семья, локальное (дворовое) сообщество, задавая их формат.

Бизнес в городе представлен разными группами, в том числе и девелоперами, которые по факту в городах формируют стратегию развития. Чаще всего делают они это непублично. Девелоперов как стейкхолдеров в городском диалоге учитывать нужно, так как они всё равно будут реализовывать в городе свои интересы.

Бизнес до недавнего времени городскую политику манкировал, а придя в городскую думу, убил. Сейчас он понимает, что ему нужны городские активисты и жители, но языка коммуникации с ними нет. И с администрацией он не может выстроить отношения. Поэтому роль городских политиков могут выполнить только городские сообщества. Больше нет иных вариантов. Не городские активисты, а именно сообщества, потому что по-отдельности они не смогут запустить городскую политику как вектор развития, вокруг которого все выстраиваются.

У жителей проблема с представлением в городе своих интересов. Выясняется, что городские депутаты, в большинстве своём, представляют интересы не горожан, а бизнеса, некоторых экспертных групп, администрации или бюджетных учреждений. К тому же жители очень плохо формулируют свои интересы. Чаще всего интересы жителей лежат в плоскости удовлетворения своих потребностях в благоустройстве, образовании, досуге. Мало кто из них предлагает действительно городскую повестку либо формулирует сложный запрос. В городах отсутствуют комьюнити-центры, которые объединяли бы жителей. Система ТОСов в России не сработала, потому что они были сформированы сверху и во многих городах стали псевдо-административными инструментами. Таким образом получается, что интересы жителей сейчас сами жители не представляют. Более того, отсутствие опыта взаимодействия в локальных сообществах (проведения эффективных собраний, делегирование своих прав) привело к тому, что сообщества по интересам или активисты представляют интересы жителей каждый по-своему. Формируемые ими городские повестки чаще всего являются конфликтными историями.

Городские эксперты тоже, к сожалению, не участвуют в городской политике, потому что все существующие формы объединения экспертов чаще всего не высказывают коллективного мнения. Университеты в городах имеют структуру, которая живёт собственной внутренней жизнью. Иногда звучат лишь мнения отдельных экспертов, на несогласие с которыми университет лишь молча реагирует увольнением. Другие экспертные сообщества (например, творческие союзы) слишком формализованы и боятся выражать мнение публично в виде открытых писем или меморандумов.

Сейчас мы находимся в ситуации, когда городские активисты могут стать примером того, что такое городской диалог и зачем он нужен.

Сегодня решения, которые касаются разных городских участников, мы узнаём по факту реализации этих решений. Сами же решения вырабатываются где-то и непонятно кем. У решений, чаще всего, нет логики либо их модель непонятна.

Город — это всегда сложные решения и они должны приниматься публично в городском диалоге, чтобы минимизировать агрессию общества. Инструментам публичной политики нужно учиться, так как у нас у всех нет такого опыта.

Моя гипотеза заключается в том, что городские активисты и городские сообщества, объединяясь вокруг общих тем, могут предложить процедуру выработки решений. Например, публично в формате городских дискуссий, исследований, открытого проектирования для того, чтобы в этом решении были учтены интересы бизнеса, администрации, экспертов, городских активистов и простых жителей. Но нужны прецеденты, так как на постсоветском пространстве всё ещё действует логика: скажите, где это получилось, тогда мы сделаем также. В городе других сил, которые могли бы предложить альтернативный вариант выработки решений, кроме активистов и сообществ, я не вижу. На депутатов надежды нет. На бизнес надежды нет, потому что обсуждение решений влечёт за собой затраты времени. На администрацию надежда очень маленькая, так как у чиновников нет соответствующих компетенций. К тому же у них уже налажен механизм генерирования решений и их реализации.

Процедура формирования городской политики и выработки решений должна на что-то опираться и иметь в своей основе какие-то общие темы и модели обсуждений.

Что может стать платформой и базисом для обсуждения общих тем и выработки городских решений?

Работая с Камчаткой, Сургутом, Иркутском и другими территориями, в последнее время наблюдаю реакцию разных городских стейкхолдеров на присылаемые из Москвы вопросы. Они запутались и не знают за что браться в первую очередь: за цифровизацию и “Умный город”, за комфортную городскую среду. Наблюдается смысловая растерянность, они не знают на что им опереться, потому что тем очень много и оно все разные и сложные. Я им советую играть свою игру и вырабатывать свою политику открыто и не торопясь.

Под своей игрой я подразумеваю следующее. В отсутствие национальной идеи и многих федеральных политик (например, межнациональной) каждая территория может сформулировать свои смыслы, вокруг которых выстраивать городской диалог и строить городские стратегии развития. То есть сконструировать свою городскую политику как вектор, который реализуется, опираясь на общую ценностную модель разными участниками города независимо друг от друга Для каждой территории эта ценностная модель будет своя.

На что можно опереться территориям, когда темы общей повестки абстрактны и не учитывают их реальные проблемы: отток населения, экологическую ситуацию, отсутствие новых видов экономики, конфликты местных элит? Только на собственную базовую идентичность. Поэтому возвращение к теме брендинга территории неслучайно. Брендинг — это про уникальность, а уникальность — это про смыслы. Однако запрос на что-то глубинное всегда упирается на отсутствие моделей и философских конструкций “что такое город?”, “что такое регион?”, “что такое народ?” Не все готовы обсуждать в публичном пространстве смыслы, значения, поэтому формировать эту повестку тяжело.

У нас родилась модель, которую мы используем в проектах развития территории, стратегиях, проектирования любых пространств. Это вторая гипотеза, вокруг чего могут складываются процедуры принятия решений, вокруг чего разные городские стейкхолдеры могут встречаться, какой язык их может объединить.

В отсутствие общих идей любая территория может заново вернуться к себе, посмотреть на саму себя. На что именно нужно смотреть?

Ландшафт.

Он впервые приобретает геополитическое значение. Ландшафт города имеет свои природные особенности и созданные предыдущими поколениями уникальные искусственные объекты. Также ландшафт обладает и геополитическим потенциалом, так как от того, где находится город (в низине, на окраине, в тупике), в каком климате зависит его развитие. Например, маркерами Петербургского ландшафта являются такие смыслы как: каналы, острова, мосты. Опираясь на эти смыслы девелоперы могут проектировать новый жилой район как острова, разделённые каналами и соединённые мостами. То есть смыслы территории могут стать идеями для новых проектов, которые при этом будут благосклонно приняты жителями, ведь в них заложена их идентичность. Такой подход позволяет развивать территории не разрывая смысловые модели. Ландшафт формирует базовые особенности территории, его смыслы, которым невозможно сопротивляться. Обсуждение этих смыслов цепляет идентичность человека, рождённого на этой территории и являющегося частью этого ландшафта. Очень важно, как человек себя чувствует на той или иной территории.

Деятельность.

Очень многие города в советское время изменили свою специализацию. Поэтому деятельность нужно анализировать очень внимательно и смотреть на характер этой деятельности. Что территория делает лучше всего? Или делает что-то особенно. Например, чтобы Петербург ни делал, всегда происходит синтез европейской и русской культур, постоянный обмен и интеграция. Сейчас там любой активистский проект проходит с привлечением иностранных экспертов.

Чаще всего характер деятельности у территории либо утерян, либо реализуется не до конца, но его необходимо вспомнить. Особенно деревням. Конечно, тяжело прыгнуть из XIX века в XXI и запустить какое-то ремесло, но можно вспомнить качество, особенности и с кем осуществлялась кооперация. Тема деятельности также является дискуссионной для города: что он делает лучше всего?

Опыт.

Если на территории есть какая-то деятельность, то накапливается опыт, как рефлексия этой деятельности в виде языка, традиций, фольклора, особой культуры. Скорее всего, он проявлен только в научных монографиях культурологов, историков и не является предметом публичной дискуссии: чем мы отличаемся от других территорий?

Эта модель смыслов позволяет территории вернуться в то состояние, когда в фокус её развития находится то, что диктуется не федеральной повесткой, а самой территорией, её ценностями и целями развития.

При отсутствии в публичном пространстве смыслов их нужно заново туда вбрасывать. Вопрос в том, кто это сделает и как?

Во многих городах уже сейчас происходит обсуждение этих блоков по-отдельности либо происходят связанные с ними процессы. К сожалению, чаще всего эта тема обсуждается на уровне отдельных групп, но не в публичной повестке. Более того, раздел “Смыслы” отсутствует в каждом проекте общественных пространств или застройки территории. Однако они могут стать источником вдохновения для согласования интересов разных городских сил, так как являются общими для всех. То есть теми общими ценностями, вокруг которых все готовы разговаривать, имея разные интересы.

Таким образом в городских политиках, кроме интересов различных групп, должны появиться и смыслы территории, которые могут вбросить городские эксперты: архитекторы, культурологи, градозащитники, краеведы, социологи. Но на первое место выходят городские философы.

Впервые на постсоветском пространстве возникает запрос на мировоззрение, на системы смыслов и связь между ними. У нас, к сожалению, нет времени, чтобы дискутировать очень долго, потому что город застраивается, экология ухудшается, молодёжь не работает, экономика падает… Поэтому городская философия становится политическим вопросом и в городах должны появиться люди, которые начнут поднимать городские темы с точки зрения философских вопросов. То есть тот, кто будет формировать сложные темы не предлагая готовых ответов. Не говорить, кто виноват и что делать, а просто ставить волнующие всех вопросы для публичных городских дискуссий и совместных проектов. Эти проекты будут опираться не на тактические интересы отдельных групп, а на базовые интересы территории. То есть должна возникнуть городская дискуссия, на которой будут обсуждаться не личности, а идеи и принципы, групповые интересы. Позитивный опыт сможет изменить систему городского управления, городские регламенты и создать гражданские институты, а местные идеологи, люди, которые умеют формулировать смыслы, которые умеют качественно критиковать станут политическим ресурсом.

Городские сообщества будут играть важную роль. Фактически городская политика будет строиться вокруг них, потому что других социальных форм просто не осталось. Бизнесмены пока только учатся объединяться. Можно по пальцам посчитать ассоциации, которые работают не как личные истории, а как действительно социальный институт. То есть как структура, которая объединяет конкурентов на базе общих интересов и общих стандартов.

Единственные, кто сейчас научились объединяться — это городские сообщества. Поэтому именно они могут вести городскую политику.

Сложности на этом пути:

• Длительность процессов. Это долгоиграющие интересы, которые представлены не отдельным человеком (он может лишь публично выражать общие интересы) или отдельными группами, а вектор, который могут считывать разные группы.
• Отсутствует городской политический язык, в котором есть слова, связанные с ценностями (почему это волнует, за что именно боретесь и чьи интересы представляете). Отсутствует язык описания интереса.
• Долгое время все интересы были скрыты. У нас нет культуры опубличивания собственных интересов. Кроме сообществ у нас нет более возможности научится практике опубличивания того, что волнует.

С другой стороны, отсутствие языка приводит к отсутствию компетенций, связанных с кооперацией, консолидацией усилий и формированием сложных социальных систем. Должен появится кто-то (и именно он будет городским политиком), кто будет собирать участников из разных групп в рамках одной темы, замыкая не на себя, а между собой. Возможно, он будет получать заказ на представление чьих-то интересов в качестве депутата. Городская Дума из депутатов-бизнесменов, защищающих свой бизнес, как инструмент развития города себя изжила. Потому что город как предпринимательская позиция закончился: нет свободной городской земли, заняты все ниши нерискованной деятельности. Какие люди придут на смену депутатам-бизнесменам — пока дилемма. Либо всё вернётся к советской практике, когда депутатами становятся, врачи, учителя, директора школ (и во многих городах это уже происходит), либо депутаты будут представлять чьи-либо (не свои) интересы. Вопрос чьи интересы они будут представлять и как это будут делать, пока открыт. Возможно, каждому городу придётся отвечать на него самостоятельно, так как Москва не может показать пример. То есть каждому городу придётся самому формировать инструменты влияния.

Инструменты влияния очень сильно зависят от мировоззрения. Сейчас ими являются акции, сбор подписей, письма, кляузы, то есть ещё советская модель коммуникации. Возможно, в каждом городе появятся свои инструменты влияния, которые могут быть творческими, художественными. Рекомендую обратить внимание на Пермь, в которой культурная революция закончилась, но культура, как инструмент городской политики осталась. Художники Перми приобретают особую роль в городском пространстве, запуская художественный дискурс. Предмет, запустивший дискуссию, является художественным высказыванием. Таким образом искусство становится политическим инструментом. Современное искусство не может не задавать вопросы.

А вопрос, заданный в публичном пространстве, и есть городская политика.

У нас есть городские сообщества, но совсем отсутствуют локальные. Поэтому именно городским сообщества придётся заняться их созданием, что приведёт к возникновению горожан — жителей города, которые понимают, как всё устроено, несут ответственность, умеют договариваться, в какой-то момент времени могут включаться не только в свои дворовые ситуации, но ещё и в районные и городские. Воспитание горожанина — это ответственная задача, которую могут решить только городские сообщества, но не по-отдельности, а через кооперацию.

Городские политики — это возможность собираться вокруг городских идей, тем, векторов. Речь идёт о смене инструментов и ухода с уровня персонального геройства.

Городской политик — это определённая роль по согласованию интересов разных групп. Должен возникнуть институт городских политиков как специализированное сообщество, выросшее из профессиональных городских активистов, лоббистов.

Публичные обсуждения и публичные конфликты избавят нас от иллюзии, что город про то, что всем хорошо; покажут, что город — это сложный процесс, он всё время меняется, в нём есть разные силы и они должны научиться между собой договариваться.