Государство снова везде. Государство не как конкретные люди, а как институт, система. Городской активизм, став лакомым и последним нераспределенным ресурсом, попал в оборот.

Урбанистика фактически перешла в инструментальную технократическую повестку государственных систем. Активистов заменили на волонтеров, самоорганизацию на президентские гранты, социальное самоопределение-проектирование на соучаствующую манипуляцию хотелками и благоустройствами). Новый виток развития постсоветского мышления вышел из фазы “выживания” в фазу “выбор направления/давайте определяться” и государство начинает потреблять все идеи/все модели которые видит в публичном пространстве (цифровизация, умный город и все остальное).

Из плюсов – в публичное пространство вернулись слова “активисты”, “сообщества”, “общественные пространства”, “локальная идентичность”. Но не вернулись и всячески под запретом вопросы городской политики/экономики-экологии/местного самоуправления/национальной политики/малых народов и исторической памяти. 
Из плюсов возникло множество субъектов с разными подходами и разным опытом. Уже есть, что сравнивать, но нет запроса на сравнение.

Из минусов – практически отсутствие и страх какого-либо публичного анализа/рефлексии любых государственных/общественных процессов. Я все еще жду например и постоянно пытаюсь инициировать публичный разбор первого года реализации программы комфортная городская среда – что там получилось в итоге? Со дворами/парками? Результаты вовлечения в каком формате? Социальные отношения/ответственность как перераспределилась или Минстрой просто признает что это было 20млрд. на выборы? Или например Стрелка сделала стандарты благоустройства – кто и как их внедряет? Кто и как замеряет экономические и социальные эффекты? Или только “Моногорода и 5 шагов городского развития“? 

Рисуются презентации, проводятся форумы, объявляются конкурсы – а социальное напряжение растет. Может быть проблема не в количестве и дизайне лавочек? 

Но ключевой конфликтный вопрос текущего исторического периода – это ценности и цели. Любой выбор зависит от внутренних установок и ожиданий.

Как говорил Тим Радя – Кто мы? Откуда? и Куда идем?

Выбор направления развития во многом зависит не от вопроса “куда?” а от вопроса “как?”. То есть как осуществлять изменения, каким образом вовлекать, как вырабатывать решения, как распределять ответственность и свободы?

Для кого-то вопрос “Как?” не важен, и это критерий по которому я например определяю манипуляцию и симулякры – если формирование субъекта не важно (не успеваем/надо больше времени/нет денег) тогда вопрос “Зачем?” не имеет смысла, так как после него возникает неизбежный вопрос “а Кто и Как это будет обслуживать/за это платить?”.

Вопрос “Как?” – это точка выбора после которой каждый сам для себя определяет цели и средства.

С этим вопросом связан новый виток запроса на смыслы, дефицит новых идей порождает потребность в более глубоком разборе существующих – нужны новые критерии, категории, варианты. Cкоро мы увидим новый этап брендинга территорий, перезагрузки краеведческих музеев, и новый виток «локального» патриотизма к малой родине.

В социальном проектировании, которое строится на гуманистических ценностях (то есть человек не ресурс, а субъект) – важный момент – это свобода и ответственность. Краеугольный камень – система выработки решений, образа будущего и согласование интересов (доверие/договороспособность).

Фактически, сейчас социальное проектирование лучше всего реализуется не в городах, а в деревне, где дефицит людей заставляет участников изменений уважать и ценить каждого, а дефицит ресурсов порождает запрос на согласование интересов, когда общие проблемы (отток молодежи и разрушение инфраструктуры) заставляют брать на себя ответственность всем кто остался.

Но вот в городах, особенно в городах федерального внимания и масштаба (столицы/центры/форпосты) социальное проектирование мешает вертикальному распределению повестки и вбросу направлений городского развития.

Простой пример моих личных исследований – если провести анализ реального запроса городского сообщества, то на первое место в городской повестке выйдет не благоустройство и комфортная городская среда, а самоуправление и распределение налогов, не строительство новых ледовых арен, а скорее всего строительство новых очистных сооружений и так далее.

Выявление всех сторон и согласование интересов всех со всеми противоречит идеям быстрого вовлечения и «пообщайтесь с народом».

Почему для программы “Комфортная городская среда” так идеально подошла технология соучаствующего проектирования? Все просто – идеи и решения уже приняты наверху, цели обозначены, бюджеты сроки, и подрядчики определены, нужно только психологически направить внимание с проблем образования, жкх, налогов, самоопределения на объекты благоустройства, плюс перенаправляя внимание ни в коем случае не передать ответственность объекту манипуляции.

Сколько общественных институтов возникло в результате вовлечения?

Какой реальной властью и ответственностью они обладают?

На что влияют и как участники проектных сессий круглых столов форумов после окончания сессий, столов и форумов. Сама технология соучаствующего проектирования приводит к результатам только в обществе и социальных системах, где участники субъектны (платят налоги/ходят на выборы/знают свои права и умеют нести ответственность, более того готовы и понимают роль каждого гражданского института – то есть у них нет культа/страха/зависимости от государства). То есть у технологии есть ценностные ограничения.

Кто и как обсуждал это в публичном пространстве до принятия решений?

К самой технологии претензий нет, критика касается временного периода и ситуации когда это технология применяется и ее зависимость от ценностей и целей заказчика и исполнителя этой технологии. И если исполнитель понимает и осознает, что заказчику нужна манипуляция и быстрые победы, и понимает что действия которые он совершает фактически помогают достигнуть заказчику скрытых целей, вовлечь жителей в проекты, которые их на самом деле не волнуют в первую очередь, переключить внимание, не передать ответственность – является ли в данном случае исполнитель манипулятором?

Манипуляция по собственной воли (когда есть выбор – делать или не делать) и манипуляция как неизбежность (служба)?

Что заставляет или мотивирует участников городских процессов вступать или инициировать манипуляции?

Насколько для постсоветского общества этичны манипуляции?

Есть ли альтернативы?

Кто и как на это способен?

Каким образом ценности и цели обсуждаются до принятия решения об использовании той или иной социальной технологии? 

И именно эти вопросы являются ключевыми в любых проектах и процессах любого масштаба в проектах развития.

Ценности –- присвоенные (вычитал в книгах, скопировал из другой культуры, присвоил формально) или пережитые (собственный опыт). Декларативные (формальные) или содержательные (принципиальные). Наблюдая и участвуя во множестве реальных проектах на постсоветском пространстве становится ясно – именно ценности сейчас являются ответом на вопрос “Как действовать?”. Борьба за город переместилась из плоскости ресурсов в плоскость борьбы за ценности. 

Ценностные конфликты внутри сообществ

Пример – группа активистов инициирует открытый проект по формированию концепции развития, сохранения какого-либо пространства (парк/площадь/двор/набережная), в процессе обсуждения появляется возможность ускорить процесс, но за счет монополии на решения одним из участников. Как только в группе происходит отказ от диалога, вовлечения и равных прав (базовые ценности сообщества) происходит и качественное изменение самого будущего проекта. Уже не важно что в итоге получается – само сообщество превращается в жесткую иерархию, и фактически, копируют модель государства, где инструменты дискуссии подменяются манипуляциями со стороны лидера, что в итоге приводит к искажению и цели, Да объект, картинка, рендер, заказ в итоге случиться, НО произойдут ли те самые изменения в обществе ради которых эти объекты и проекты затевались? 

Распространение технологии горизонтальной модерации это альтернатива геройско-лидерским манипуляциям. Да, увеличивается время на выработку совместных решений и происходит перераспределение ответственности. Да требует терпения и самовоздержания от попыток монополизации.

Вывод: Не важно что вы проектируте или пытаетесь менять, важно как вы это делаете – может получиться отличный проект, лавочка или парк. Но если чьи-то интересы ущемлены, кого-то лишили права голоса, чью-то идею присвоили или исказали, кто-то не взял на себя ответственность – ничего не изменится, наоборот теряется время, средства, снижается уровень доверия, растет антагонизм между разными группами.
Ну и сообщества возникают только в результате ценностного подхода к социальному проектированию, а не вокруг грантов и государственных программ, а вокруг личного опыта, совместных ценностей, и общих целей.

Второй пример ценностных конфликтов между городскими группами: городская элита (отцы-города) и горожане, активисты (новые основатели).

Быстрая концентрация ресурсов в одних руках в городе (владелец крупного предприятия/дорогой недвижимости/городского ресурса), после удовлетворения потребностей собственных и собственного бизнеса принимается за город (пора подумать о вечном – решает причинить добро). В небольших форматах это могут быть спонтанные подарки в виде памятников, колес обозрения, фонтанов, городских праздников, но чем больше амбиций и ресурсов тем более серьезен масштаб желаемых изменений.

Олигарх – самодостаточный субъект. У него есть все, что формирует его картину мира, более того он этим всем умеет управлять. Распространяя свою логику принятия решений (придумал/купил-нанял/получил) он начинает воспринимать город как свое личное пространство, и реализовывать свои личные концепции максимально быстро (скорость влияния на город скорее всего равняется скорости накопления капитала).

Так как свободная земля в городе закончилась – жертвами “причинения добра” становятся парки, исторические объекты, ландшафт, промышленная архитектура. После этого олигарх принимается за символические объекты – музеи, название города, система воспитания. После этого останутся только сакральные и системообразующие объекты (идеология/модель управления). Если спросить такого олигарха “зачем?”, выяснится что в основе его решений лежат идеи (сделать хорошо людям/воспитание молодежи/современный город/конкуренция за статус), но привыкший в бизнесе к самостоятельности и автономности, все свои действия по отношению с общему, он совершает аналогичным способом. 

Как только в городе начинает затрагиваться тема самого города, права на город, общего и частного, мое и наше история/наследие/бренд/пространства, просыпается горожанин (отличается от жителя ценностными установками, так как считает себя и город как-то связанными, разделяет ответственность не только за свою собственность но и за общее, осознает причинно-следственные связи городских процессов), если раньше (лет 7-10 назад) горожанин начинал обживать общее пространство и историю, так как они никому не были нужны кроме него, то сейчас горожанин чаще всего просыпается и становится активистом-спасителем или активистом борцом.

И вот тут ценностный конфликт проявляется в полной мере – горожанин считает, что Город это Права и Правила. Манипуляция – это нарушение этих самых правил, поэтому горожанину очень сложно перевести себя в формат борца и очень сложно (если почти невозможно) перейти к силовым или манипуляционным методам, ведь это означает, фактически, полностью нарушить собственные ценностные установки, предать Город как Правила, а для олигарха любые Правила это условия задачи, он умеет нарушать, менять, и использовать их, так как в бизнесе ценностные установки чаще всего не про Город, а про конкретный Ресурс).

Неравенство изначальных позиций и ценностных установок приводит к эскалации конфликта, просто он переходит в другую плоскость – фактически олигарх выталкивает горожанина в городскую политику, единственный способ легитимных изменений правил. НО жертвами в этих процессах становятся уникальные городские объекты –парки, скверы, набережные, исторические объекты, городские события.

Фактически у активистов в действующей системе правил и регламентов, а также ресурсов и влияния нет шансов. Единственным способом сохранения и развития общего является взятие в общее управление и выстраивание превентивного согласования интересов (то есть научиться договариваться с другими но до начала любых действий), иначе если активисты ведут себя как олигархи и что-то захватывают, пусть и под благими целями, с точки зрения “Город это право”, они лишают этого права остальных становясь «правильной диктатурой» – особенно это заметно в сфере исторического наследия, где фактически дискуссия о наследии (что и как, а главное зачем и для кого) давно скатилась в военную риторику (и сами активисты выглядят или как генералы без армий или как партизаны без снабжения).

НО, как только в городе, не важно кем (олигарх или активист) поднимается тема “Все на Борьбу (наши и не наши)”, и тон коммуникации переходит на уровень “Вы акцию/Мы акцию, стенка на стенку”, город приближается к гражданскому противостоянию, в которой нарушение прав всех остальных это просто вопрос времени и адекватности участников. Когда заканчиваются общие ресурсы – город скатывается к выбору “Диалог и совместное использование или диктатура и монополия? 

Смена роли администрации.

Фактически, во многих процессах технократическая администрация (не имеющая собственных идей, ценностей или целей) уходит на второй план, либо неожиданно начинает играть на все стороны, конвертирую свою закрытость в занятость, а манипуляции в модерацию. Именно сейчас у администрации есть реальный исторический шанс стать легитимной системой местного самоуправления – появились реальные городские конфликты, в публичном пространстве города обозначаются не только личности но и группы, и давление со стороны федерации усиливается в виде новых программ и новых требований.

На мой взгляд, городской активизм и единичные проекты переходят в фазу городской политики (опубличивание интересов/апелляция к ценностям/обобщение позиций). Городские сообщества, которые смогли самоорганизоваться и не “сесть на иглу” грантов переходят в фазу городских институтов и становятся значимым и последним городским ресурсом. Скоро (а, возможно, уже сейчас) начнется смена “слободских” укладов на городские (конфликт/диалог/разнообразие), и это будет болезненно.

Традиционный постсоветский город, лишенный советский идеологии, и быстро проживший рыночную экзальтацию, пытаясь приспособить новые вызовы, сам себя инфицировал запросом на демократию, на роль человека. Государство в попытке угнаться за развитием других наступило на мину “давайте займемся городами”.

Неизбежны новые модели образований, новое городские экономики, новые городские управления. Урбанистика на мой взгляд практически официально переходит в разряд социальных технологий.